На вопросы Александра Радашкевича отвечает Бахыт Кенжеев
Александр Радашкевич: Это будет так, как мы общаемся в жизни, дорогой Бахытик. Радостно предвкушая зубовный скрежет и гримасы циников и прагматиков, мне прежде всего хочется сказать, что я тебя очень люблю (и это главное) и знаю, что наш разговор прозвучит именно в этом, ныне редком, взаимоприятственном архаическом ключе «старосветских помещиков», на той лицейской ноте, которая тебе так дорога.
Итак, когда-то в Штатах, в конце доисторически невероятных 70-х, я работал в библиотеке Йельского университета, и в тогдашнем бурном и разношерстном потоке эмигрантских публикаций, мне ощутимо царапнули душу твои стихи, увиденные впервые то ли в парижском «Континенте», то ли в нью-йоркском «Новом журнале» Романа Гуля, и я стал следить за твоими публикациями. Потом мне попалось твое интервью, по-моему, в «Русской мысли», где ты, отвечая на вопрос о сегодняшних поэтах, отметил, что тебе близок и созвучен мой поэтический мир и то, что я ставлю после даты «Нов. Гавань» (т.е. Нью-Хейвен, где я тогда жил), и даже что-то в моем тогдашнем внешнем облике. Не зная и никогда не видев друг друга, мы уже породнились на медвяных лугах парнасских подножий, где «никогда не ссорились поэты» и где собратствуем, с Божией споспешествующей помощью, и по сей, незагаданный и почти неузнаваемый день. Сама по себе завязалась переписка, и когда мы наконец встретились в Париже, то без всякого удивления поняли, что знали друг друга веками, но что-то мешало пересечься на ломком мосту времен. После блаженного возлияния бургундских вин у меня, под хрустальную клавесинную музыку елизаветинских вирджиналистов и душевный ночной разговор сразу возникло:
Б. Кенжееву
Откуда взялся, мальчик, ты и почему
такой ты старый и отчего, от чада и
жены зарывшись в складку
утренней портьеры, ты веко трешь
опять, покуда пузырится край
зари, запястие тебе над-
резавший лучами?
1985-й. Ты помнишь все это?
http://istoki-rb.ru/index.php?article=4045
Journal information